Английский с нуля Уроки английского языка для начинающих
| How the Leopard got his Spots | Как леопард стал пятнистым |
| IN the days when everybody started fair, Best Beloved, the Leopard lived in a place called the High Veldt. ‘Member it wasn’t the Low Veldt, or the Bush Veldt, or the Sour Veldt, but the ‘sclusively bare, hot, shiny High Veldt, where there was sand and sandy-coloured rock and ‘sclusively tufts of sandy-yellowish grass. | Давным-давно, когда всё ещё только начиналось, Леопард жил в Высоком Вельде. Да-да, моя радость, это был не какой-нибудь там Равнинный Вельд, или Кустистый Вельд, или Болотистый Вельд, но че-рез-вычайно голый, знойный, раскалённый Высокий Вельд, где только и было что песок, да камни цвета песка, да редкие пучки песочно-жёлтой травы. |
| The Giraffe and the Zebra and the Eland and the Koodoo and the Hartebeest lived there; and they were ‘sclusively sandy-yellow-brownish all over; but the Leopard, he was the ‘sclusivest sandiest-yellowish-brownest of them all—a greyish-yellowish catty-shaped kind of beast, and he matched the ‘sclusively yellowish-greyish-brownish colour of the High Veldt to one hair. | Кроме него там жили и другие звери: жираф, зебра, лось, антилопа и косуля. Все они были серовато- желтовато-коричневого цвета. Самым серовато-желтовато-коричневым между ними был леопард, имевший вид огромной кошки и почти не отличавшийся от почвы пустыни. |
| This was very bad for the Giraffe and the Zebra and the rest of them; for he would lie down by a ‘sclusively yellowish-greyish-brownish stone or clump of grass, and when the Giraffe or the Zebra or the Eland or the Koodoo or the Bush-Buck or the Bonte-Buck came by he would surprise them out of their jumpsome lives. He would indeed! | Для жирафа, зебры и остальных животных это было очень плохо. Он притаивался где-нибудь за серовато-желтовато-коричневым камнем или утесом и подстерегал жертву, которая никак не могла миновать его когтей. |
| And, also, there was an Ethiopian with bows and arrows (a ‘sclusively greyish-brownish-yellowish man he was then), who lived on the High Veldt with the Leopard; and the two used to hunt together—the Ethiopian with his bows and arrows, and the Leopard ‘sclusively with his teeth and claws—till the Giraffe and the Eland and the Koodoo and the Quagga and all the rest of them didn’t know which way to jump, Best Beloved. They didn’t indeed! | Был у зверей еще один враг — эфиоп (в ту пору — серовато- желтовато-коричневыи человек), с луком и стрелами. Он также жил в пустыне и охотился вместе с леопардом. Эфиоп пускал в ход лук и стрелы, а леопард — исключительно зубы и когти. Довели они до того, милые мои, что жираф, лось, косуля и другие животные не знали, куда деться. |
| After a long time—things lived for ever so long in those days—they learned to avoid anything that looked like a Leopard or an Ethiopian; and bit by bit—the Giraffe began it, because his legs were the longest—they went away from the High Veldt. | Прошло много времени — звери тогда были долговечны, — и несчастные жертвы научились избегать леопарда и эфиопа.И мало-помалу все они вслед за Жирафом – самым длинноногим – ускакали прочь из Высокого Вельда. |
| They scuttled for days and days and days till they came to a great forest, ‘sclusively full of trees and bushes and stripy, speckly, patchy-blatchy shadows, and there they hid: and after another long time, what with standing half in the shade and half out of it, and what with the slippery-slidy shadows of the trees falling on them, the Giraffe grew blotchy, and the Zebra grew stripy, and the Eland and the Koodoo grew darker, with little wavy grey lines on their backs like bark on a tree trunk; | Шли они, шли, пока не дошли до большого леса, где могли скрыться под тенью деревьев и кустарников. Опять протекло немало времени. От неравномерно ложившихся теней жираф, прятавшийся под деревьями, сделался пятнистым, зебра сделалась полосатой, а лось и косуля потемнели, и на спине у них образовалась волнистая серая линия, напоминавшая древесную кору. |
| and so, though you could hear them and smell them, you could very seldom see them, and then only when you knew precisely where to look. | По обонянию или слуху можно было определить, что они недалеко, но разглядеть их в лесу не удавалось. |
| They had a beautiful time in the ‘sclusively speckly-spickly shadows of the forest, while the Leopard and the Ethiopian ran about over the ‘sclusively greyish-yellowish-reddish High Veldt outside, wondering where all their breakfasts and their dinners and their teas had gone. | Так что зверям распрекрасно жилось в этом че-рез-вычайно полосато-пятнистом лесу, а Леопард с Эфиопом тем временем носились по своему че-рез-вычайно серо-буро-рыжеватому Высокому Вельду и никак не могли взять в толк, куда же запропастились все их завтраки, обеды и полдники, не говоря об ужинах. |
| At last they were so hungry that they ate rats and beetles and rock-rabbits, the Leopard and the Ethiopian, and then they had the Big Tummy-ache, both together; and then they met Baviaan—the dog-headed, barking Baboon, who is Quite the Wisest Animal in All South Africa. | Эти бедняги, Леопард с Эфиопом, так оголодали, что не брезговали даже даманами, крысами и жуками, а потому, ясное дело, у них у обоих ужасно болели животы. И вот когда они совсем уж растерялись и не знали, как быть и что делать, они повстречали Павиана – того самого Бабуина с песьей головой и лающим голосом, Самого Мудрого Зверя Во Всей Южной Африке. |
| Said Leopard to Baviaan (and it was a very hot day), | И спросил Леопард Павиана (а денёк, замечу, выдался донельзя жаркий): |
| ‘Where has all the game gone?’ | – Не знаешь, куда подевалась вся наша дичь? |
| And Baviaan winked. He knew. | И Павиан опустил веки. Он знал. |
| Said the Ethiopian to Baviaan, | И спросил Эфиоп Павиана: |
| ‘Can you tell me the present habitat of the aboriginal Fauna?’ | – Ведомо ли тебе нынешнее местонахождение аборигенной Фауны? |
| (That meant just the same thing, but the Ethiopian always used long words. He was a grown-up.) | (Вообще-то он спросил то же самое, что и Леопард. Просто Эфиоп любил длинные слова. Он же был взрослый.) |
| And Baviaan winked. He knew. | И Павиан опустил веки. Он знал. |
| Then said Baviaan, | И сказал Павиан: |
| ‘The game has gone into other spots; and my advice to you, Leopard, is to go into other spots as soon as you can.’ | – Дичи свойственно линять; и я советую тебе, Леопард, последовать её примеру, и чем быстрее, тем лучше. |
| And the Ethiopian said, | И сказал Эфиоп: |
| ‘That is all very fine, but I wish to know whither the aboriginal Fauna has migrated.’ | – Это всё, конечно, весьма любопытно, но я всё же хотел бы выяснить, в каком направлении мигрировала аборигенная Фауна? |
| Then said Baviaan, | И сказал Павиан: |
| ‘The aboriginal Fauna has joined the aboriginal Flora because it was high time for a change; and my advice to you, Ethiopian, is to change as soon as you can.’ | – Аборигенная Фауна слилась с аборигенной Флорой, ибо настало время перемен; и я советую тебе, Эфиоп, тоже измениться, да поскорее. |
| That puzzled the Leopard and the Ethiopian, but they set off to look for the aboriginal Flora, and presently, after ever so many days, they saw a great, high, tall forest full of tree trunks all ‘sclusively speckled and sprottled and spottled, dotted and splashed and slashed and hatched and cross-hatched with shadows. | Всё это че-рез-вычайно озадачило Леопарда и Эфиопа, и они отправились на поиски аборигенной Флоры. Они шли много-много дней и много-много ночей и наконец увидели огромный лес с высоченными деревьями, и лес этот был че-рез-вычайно тенист: весь он был испещрён, изрисован, исполосован, исчёркан и исчиркан, усыпан и обсыпан, расчерчен и размечен, изрезан и измазан, размалёван и заштрихован тенями. |
| (Say that quickly aloud, and you will see how very shadowy the forest must have been.) | (Попробуй сказать это быстро – и ты поймёшь, до чего же он был тенистый, этот лес.) |
| ‘What is this,’ said the Leopard, ‘that is so ‘sclusively dark, and yet so full of little pieces of light?’ | – Что это такое? – спросил Леопард. – Вот это вот, чрезвычайно тёмное, но с кучей светлых пятнышек? |
| ‘I don’t know, said the Ethiopian, ‘but it ought to be the aboriginal Flora. I can smell Giraffe, and I can hear Giraffe, but I can’t see Giraffe.’ | – Не знаю, – отвечал Эфиоп, – но, должно быть, это и есть аборигенная Флора. Я чую Жирафа, слышу Жирафа, но не вижу никакого Жирафа! |
| ‘That’s curious,’ said the Leopard. ‘I suppose it is because we have just come in out of the sunshine. I can smell Zebra, and I can hear Zebra, but I can’t see Zebra.’ |
– Да, странное дело, – подхватил Леопард. – Наверно, это потому, что нам с тобой всё время было светло-светло, а тут – раз! – и так темно. Я чую Зебру, слышу Зебру, но не вижу никакой Зебры. |
| ‘Wait a bit, said the Ethiopian. ‘It’s a long time since we’ve hunted ’em. Perhaps we’ve forgotten what they were like.’ |
– Погоди-ка, – сказал Эфиоп. – Мы же на них давно не охотились. Может, мы просто забыли, как они выглядят? |
| ‘Fiddle!’ said the Leopard. ‘I remember them perfectly on the High Veldt, especially their marrow-bones. Giraffe is about seventeen feet high, of a ‘sclusively fulvous golden-yellow from head to heel; and Zebra is about four and a half feet high, of a’sclusively grey-fawn colour from head to heel.’ |
– Чушь! – фыркнул Леопард. – Прекрасно я помню, как они выглядят. Особенно их мозговые косточки. Жираф – он футов семнадцать в высоту, весь такой желтовато-золотистый с головы до пят; а Зебра ростом фута четыре с половиной, и вся от пят до головы такая рыжевато-коричневатая. |
| ‘Umm, said the Ethiopian, looking into the speckly-spickly shadows of the aboriginal Flora-forest. ‘Then they ought to show up in this dark place like ripe bananas in a smokehouse.’ |
– М-да, – проговорил Эфиоп, обводя взглядом тенисто-пятнистую аборигенную Флору. – На этом тёмном фоне они должны бросаться в глаза, как спелые бананы в коптильне! |
| But they didn’t. The Leopard and the Ethiopian hunted all day; and though they could smell them and hear them, they never saw one of them. | Однако не тут-то было. Леопард и Эфиоп охотились весь день, с утра до вечера, и всё время чуяли дичь и слышали дичь, но никакой дичи не видели. |
| ‘For goodness’ sake,’ said the Leopard at tea-time, ‘let us wait till it gets dark. This daylight hunting is a perfect scandal.’ | – Прошу тебя, – сказал Леопард, когда день уже клонился к закату, – давай дождёмся темноты. Эта охота при свете дня – просто стыд и срам. |
| So they waited till dark, and then the Leopard heard something breathing sniffily in the starlight that fell all stripy through the branches, and he jumped at the noise, and it smelt like Zebra, and it felt like Zebra, and when he knocked it down it kicked like Zebra, but he couldn’t see it. | И вот, когда стало темным-темно и только звёздный свет полосками падал сквозь ветки, Леопард услышал какое-то сопение; и он прыгнул в сторону этого сопения и ухватил то, что сопело; и то, что он ухватил, пахло Зеброй, и на ощупь было как Зебра, и когда он повалил это на землю, оно принялось лягаться, как Зебра, – но что это такое было, он совсем-совсем не видел и разглядеть никак не мог. |
| So he said, | И сказал Леопард: |
| ‘Be quiet, O you person without any form. I am going to sit on your head till morning, because there is something about you that I don’t understand.’ | – Эй ты, невидимка, замри и не лягайся! Я всё равно не слезу с твоей головы до самого рассвета. А уж тогда-то я разгадаю твой секрет! |
| Presently he heard a grunt and a crash and a scramble, and the Ethiopian called out, ‘I’ve caught a thing that I can’t see. It smells like Giraffe, and it kicks like Giraffe, but it hasn’t any form.’ |
Вскоре Леопард услышал хрип, и хруст, и треск, а потом голос Эфиопа: – Я кого-то поймал, а кого – не знаю! Пахнет, как Жираф, и лягается, как Жираф, только его не видно! |
| ‘Don’t you trust it,’ said the Leopard. ‘Sit on its head till the morning—same as me. They haven’t any form—any of ’em.’ | – Похоже, они тут все невидимые, – сказал Леопард. – Не верю я им. И ты не верь. Поймал – вот и сиди у него на голове до утра, как я. А там посмотрим. |
| So they sat down on them hard till bright morning-time, and then Leopard said, ‘What have you at your end of the table, Brother?’ |
И они просидели на головах у своей добычи, пока не настало утро, ясное и солнечное. И тогда Леопард сказал: – Эй, брат Эфиоп, что там у тебя на завтрак? |
| The Ethiopian scratched his head and said, ‘It ought to be ‘sclusively a rich fulvous orange-tawny from head to heel, and it ought to be Giraffe; but it is covered all over with chestnut blotches. What have you at your end of the table, Brother?’ |
И ответил Эфиоп, почесав голову: – Поди пойми. Вроде бы это Жираф – но ведь Жираф должен быть ярко-рыже-жёлтым с головы до пят, а эта живность сплошь покрыта коричневыми пятнами! А что у тебя на завтрак, брат Леопард? |
| And the Leopard scratched his head and said, | И ответил Леопард, почесав голову: |
| ‘It ought to be ‘sclusively a delicate greyish-fawn, and it ought to be Zebra; but it is covered all over with black and purple stripes. What in the world have you been doing to yourself, Zebra? Don’t you know that if you were on the High Veldt I could see you ten miles off? You haven’t any form.’ | – Поди пойми. Вроде как Зебра, но ведь Зебра должна быть с головы до пят нежно-серо-бурой, а эта штуковина вся покрыта лилово-чёрными полосками. Что это ты с собой сотворила, Зебра? Ты разве забыла, что дома, в Высоком Вельде, я тебя за десять миль прекрасно видел? А теперь что? Теперь тебя не разглядеть! |
| ‘Yes,’ said the Zebra, ‘but this isn’t the High Veldt. Can’t you see?’ | – Вот именно, – отвечала Зебра. – Тут тебе не Высокий Вельд – не видишь, что ли? |
| ‘I can now,’ said the Leopard. ‘But I couldn’t all yesterday. How is it done?’ |
– Теперь-то я всё вижу, – сказал Леопард. – А вчера не видел. Как вы это делаете? |
| ‘Let us up,’ said the Zebra, ‘and we will show you. | – А вы нас отпустите, – сказала Зебра, – и мы вам покажем. |
| They let the Zebra and the Giraffe get up; and Zebra moved away to some little thorn-bushes where the sunlight fell all stripy, and Giraffe moved off to some tallish trees where the shadows fell all blotchy. | И Леопард с Эфиопом отпустили Жирафа и Зебру; и Зебра тут же отпрыгнула в колючие кусты, чья тень ложилась на землю полосками, а Жираф отскочил под высокие деревья, которые отбрасывали пятнистую тень. |
| ‘Now watch,’ said the Zebra and the Giraffe. ‘This is the way it’s done. One—two—three! And where’s your breakfast?’ |
– А теперь глядите, – хором сказали Зебра и Жираф. – Вот как мы это делаем. Раз, два, три! Ну, и где ваш завтрак? |
| Leopard stared, and Ethiopian stared, but all they could see were stripy shadows and blotched shadows in the forest, but never a sign of Zebra and Giraffe. They had just walked off and hidden themselves in the shadowy forest. | Леопард во все глаза глядел туда, куда отпрыгнула Зебра, а Эфиоп – туда, куда отскочил Жираф, но ни Зебры, ни Жирафа они не видели, а видели они только тенистый-претенистый лес, с полосатыми тенями и пятнистыми тенями – тот самый лес, где так ловко спрятались и Жираф, и Зебра. |
| ‘Hi! Hi!’ said the Ethiopian. ‘That’s a trick worth learning. Take a lesson by it, Leopard. You show up in this dark place like a bar of soap in a coal-scuttle.’ |
– Ничего себе! – воскликнул Эфиоп. – Надо бы и нам выучиться этому фокусу. Учись, Леопард, а то торчишь, как кусок мыла в ведёрке с углём! |
| ‘Ho! Ho!’ said the Leopard. ‘Would it surprise you very much to know that you show up in this dark place like a mustard-plaster on a sack of coals?’ |
– На себя посмотри, – пробурчал Леопард. – Сам, между прочим, желтеешь тут, как горчичник на мешке угольщика! |
| ‘Well, calling names won’t catch dinner, said the Ethiopian. ‘The long and the little of it is that we don’t match our backgrounds. I’m going to take Baviaan’s advice. He told me I ought to change; and as I’ve nothing to change except my skin I’m going to change that.’ |
– Сколько ни обзывайся, а есть всё равно хочется, – рассудил Эфиоп. – Мы с тобой чересчур заметны на фоне окружающей среды, это яснее ясного. Так что я, пожалуй, последую совету Павиана. Он сказал, что мне пора измениться; а поскольку менять мне нечего, кроме кожи, ею и займусь. |
| ‘What to?’ said the Leopard, tremendously excited. | Леопард ушам своим не поверил: – На что же ты её собрался менять?! |
| ‘To a nice working blackish-brownish colour, with a little purple in it, and touches of slaty-blue. It will be the very thing for hiding in hollows and behind trees.’ | – На черновато-коричневатую, с лёгким багрянцем и отблеском синевы. Красиво и практично: кто хочет залечь в ложбинке или за деревом, тому такая кожа придётся в самый раз! |
| So he changed his skin then and there, and the Leopard was more excited than ever; he had never seen a man change his skin before. | И Эфиоп – раз-два! – взял да и сменил свою кожу, и Леопард изумился ещё сильнее: он никогда прежде такого не видел. |
| ‘But what about me?’ he said, when the Ethiopian had worked his last little finger into his fine new black skin. | – А как же я? – спросил он, когда Эфиоп вдел последний мизинчик в новенькую блестящую чёрную кожу. |
| ‘You take Baviaan’s advice too. He told you to go into spots.’ | – Тебе бы тоже не мешало послушаться Павиана. Он же посоветовал тебе линять. |
| ‘So I did,’ said the Leopard. I went into other spots as fast as I could. I went into this spot with you, and a lot of good it has done me.’ | – А я что? – возмутился Леопард. – Я так и сделал. Слинял быстренько сюда, причём вместе с тобой. И много мне от этого пользы? |
| ‘Oh,’ said the Ethiopian, ‘Baviaan didn’t mean spots in South Africa. He meant spots on your skin.’ | – О-хо-хонюшки, – вздохнул Эфиоп. – Павиан совсем не о том говорил. Он не велел тебе носиться как угорелому по всей Южной Африке. Он всего лишь сказал, что надо полинять. Стать пятнистым, понимаешь? |
| ‘What’s the use of that?’ said the Leopard. | – Это ещё зачем? |
| ‘Think of Giraffe,’ said the Ethiopian. ‘Or if you prefer stripes, think of Zebra. They find their spots and stripes give them per-feet satisfaction.’ | – А вот возьмём, к примеру, Жирафа, – сказал Эфиоп. – Или, если ты предпочитаешь полоски, возьмём Зебру. Ты заметил, как вся эта пятнистость и полосатость полезна для их здоровья? |
| ‘Umm,’ said the Leopard. ‘I wouldn’t look like Zebra—not for ever so.’ | – М-да, – задумался Леопард. – Всё равно не хочу быть похожим на Зебру, ни за что на свете! |
| ‘Well, make up your mind,’ said the Ethiopian, ‘because I’d hate to go hunting without you, but I must if you insist on looking like a sun-flower against a tarred fence.’ | — Решайся скорее, — настаивал эфиоп. — Мне не хотелось бы идти на охоту без тебя, но волей-неволей придется, если ты будешь выглядеть, как подсолнечник у темного забора. |
| ‘I’ll take spots, then,’ said the Leopard; ‘but don’t make ’em too vulgar-big. I wouldn’t look like Giraffe—not for ever so.’ | – Ладно, – вздохнул Леопард. – Тогда пусть пятна. Только, пожалуйста, маленькие, аккуратные. Не желаю походить на Жирафа – ни за что и никогда! |
| ‘I’ll make ’em with the tips of my fingers,’ said the Ethiopian. ‘There’s plenty of black left on my skin still. Stand over!’ | – Я тебя легонько запятнаю, – успокоил его Эфиоп, – кончиками пальцев. На них видишь сколько ещё чёрной краски осталось? Постой-ка смирно. |
| Then the Ethiopian put his five fingers close together (there was plenty of black left on his new skin still) and pressed them all over the Leopard, and wherever the five fingers touched they left five little black marks, all close together. You can see them on any Leopard’s skin you like, Best Beloved. | Эфиоп сложил пальцы щепоткой (на них ещё оставалось полным-полно чёрной краски) и прижал к боку Леопарда, и к другому боку, и к спине, и ещё раз, и ещё, и ещё – и всякий раз, прикасаясь к Леопарду, он оставлял на нём пять крошечных чёрных пятнышек, точно пять лепестков. Глянь на любого Леопарда, моя радость, – и ты сразу их увидишь. |
| Sometimes the fingers slipped and the marks got a little blurred; but if you look closely at any Leopard now you will see that there are always five spots—off five fat black finger-tips. | Иногда пятнышки получались слегка смазанными – это там, где у Эфиопа дрогнула рука; но если вглядеться, то хорошо заметно, что их всегда пять – пять отпечатков, оставленных кончиками толстых чёрных пальцев. |
| ‘Now you are a beauty!’ said the Ethiopian. ‘You can lie out on the bare ground and look like a heap of pebbles. You can lie out on the naked rocks and look like a piece of pudding-stone. You can lie out on a leafy branch and look like sunshine sifting through the leaves; and you can lie right across the centre of a path and look like nothing in particular. Think of that and purr!’ |
– Вот теперь ты красавчик! – сказал Эфиоп. – На голой земле ты будешь точь-в-точь как груда камней, на груде камней – как пёстрый валун, на ветке – как солнечный свет, пробивающийся сквозь листву, а на тропинке тебя вообще никто не заметит. Вот это жизнь, да? Только представь – и сразу замурлычешь от радости! |
| ‘But if I’m all this,’ said the Leopard, ‘why didn’t you go spotty too?’ | – Тогда почему ты сам не стал пятнистым? – спросил Леопард. |
| ‘Oh, plain black’s best for a nigger,’ said the Ethiopian. ‘Now come along and we’ll see if we can’t get even with Mr. One-Two-Three Where’s your Breakfast!’ |
– Нам, чёрным, больше пристал простой чёрный цвет, – сказал Эфиоп. – А теперь пойдём-ка поглядим, как там поживают господа Раз-Два-Три-Ну-И-Где-Ваш-Завтрак? |
| So they went away and lived happily ever afterward, Best Beloved. That is all. | И с тех пор, моя радость, зажили они – лучше некуда. Вот и сказке конец. |
| Oh, now and then you will hear grown-ups say, ‘Can the Ethiopian change his skin or the Leopard his spots?’ I don’t think even grown-ups would keep on saying such a silly thing if the Leopard and the Ethiopian hadn’t done it once—do you? But they will never do it again, Best Beloved. They are quite contented as they are. | Ах да, и ещё. Ты наверняка слышал, как взрослые говорят: «Разве может Эфиоп переменить свою кожу, а Леопард – свои пятна?» Так вот: нету дыма без огня. Взрослые, конечно, мастера говорить глупости, но вряд ли им пришло бы в голову так упорно повторять эту глупость, если бы Эфиоп с Леопардом и впрямь однажды не сделали того, что сделали. Но больше, моя радость, они этого не сделают, я тебя уверяю. Им и так хорошо. |